И по внешнему виду, и по внутренним качествам запорожские козаки в общем представляли собой характерные типы своей народности и своего времени. По описанию современников, они были большею частью роста среднего, плечисты, статны, крепки, сильны, на вид полнолицы, округлы и от летнего зноя и степной спеки смугловаты". С Длинными усами на верхней губе, с раскошным оселедцем, или чупрыной, на темени, в барашковой остроконечной шапке на голове, вечно с люлькой в зубах, истый запорожец всегда смотрел как-то хмуро, вниз, исподлобья, посторонних встречал на первых порах неприветливо, отвечал на вопросы весьма неохотно, но затем мало-помалу смягчался, лицо его постепенно во время разговора принимало веселый вид, живые проницательные глаза загорались блеском огня, и вся фигура его дышала мужеством, удальством, заразительною веселостью и неподражаемым юмором.
Во внутренних качествах запорожского козака замечалась смесь добродетелей и пороков, всегда, впрочем, свойственная людям, считающим войну главным занятием и главным ремеслом своей жизни: жестокие, дикие и беспощадные в отношении своих врагов, запорожские козаки были добрыми друзьями, верными товарищами, истинными братьями в отношениях друг к другу, мирными соседями к своим соратникам по ремеслу, украинским и донским козакам; хищные, кровожадные, невоздержанные на руку, попирающие всякие права чужой собственности на земле ненавистного им ляха или презренного бусурмана, запорожские козаки у себя считали простое воровство какой-нибудь плети или пута страшным уголовным преступлением, за которое виновного казнили смертною казнью.
Светлую сторону характера запорожских козаков составляли - их благодушие, нестяжательность, щедрость, бескорыстие, постоянство в дружбе, столь высоко ценимой в Запоржье, что, по козацким правилам, грехом считалось обмануть даже черта, если он иногда попадал сичовикам в товарищи; кроме того, светлыми чертами характера запорожских козаков были высокая любовь их к личной свободе, по которой они предпочитали лютую смерть позорному рабству; глубокое уважение к старым и заслуженным воинам и вообще ко всем "военным ступеням"; простота, умеренность и изобретательность, при нужде, в домашнем быту или в разных безвыходных случаях и физических недугах.
В отношении к захожим и заезжим людям запорожские козаки всегда были гостеприимны и страннолюбивы: "Сей обычай был у запорожцев не только к приятелям и знакомым, но и к посторонним людям, и наблюдали сию страннолюбия добродетель строго и неупустительно".
Наравне с гостеприимством и страннолюбием запорожские козаки ставили личную честность как у себя, на Запорожье, так и на войне в отношении врагов православной веры. "Хотя в Сиси, - говорит на этот счет католический патер Китович, - жили люди всякого рода - беглые и отступники от всех вер - однако тамцарствовали такая честность и такая безопасность, что приезжавшие с товарами, или по другим каким делам люди, не боялись и волоска потерять с головы своей. Можно было на улице оставить свои деньги, не опасаясь, чтобы они были похищены. Всякое преступление против чьей-либо честности, гостя или сечевого жителя, немедленно наказывалось смертью".
Война для козака была столь же необходима, как птице крылья, как рыбе вода. Без войны козак - не козак, без войны лыцарь не лыцарь. Козак не столько не боялся, а любил войну. Он заботился не только о том, чтобы спасти себе жизнь, сколько о том, чтобы умереть в бою, как умирают истые рыцари на войне.
По врожденным качествам, присущим истому малоросу, запорожцы отличались умением мастерски рассказывать, умели подмечать смешные стороны у других и предавать их в шутливом, но ни для кого не обидном тоне. "Обычаи у запорожцев чудны, поступки хитры, а речи и вымыслы остры и большею частью на насмешку похожи".
В свободное от походов время запорожские козаки любили, лежа на животах, побалагурить, послушать рассказы других, держа при этом в зубах коротенькие люлечки и попыхивая из них дымком. Люлька для козака первое дело.
Сичевые козаки, по своей жизни и по чистоте нравов, говорит очевидец, считали себя мальтийскими кавалерами, и оттого в Сичь не допускали женщины, будет ли то мать, сестра или посторонняя женщина для козака. "Запорожским козакам не позволяется быть женатыми внутри их жилищ (в Сичи), а которые уже женаты, должно, чтобы жены их жили в близких местах, куда ездят они к ним временно; но сие надобно делать так, чтобы не знали старшины."
Обычай безженности запорожских козаков может быть объяснен прежде и естественнее всего военным положением их. Постоянно занятый войной, постоянно в погоне за врагом, постоянно подвергаясь разного рода случайностям, запорожец не мог, разумеется, и думать о мирной семейной жизни.
Но кроме этого бессемейную жизнь запорожских козаков обуславливал и самый строй их воинского порядка: товариство требовало от каждого козака выше личного блага ставить благо общества; в силу этого военная добыча запорожских козаков делилась поровну, недвижимое имущество козаков в принципе составляло собственность всего войска. Но чтобы совершенно выполнить долг козацкой жизни, нужно было отказаться от всех семейных обязательств, так как, по евангельскому слову, только "неоженивыйся печется о Господе, оженивыйся о жене".
Таким образом, жизнь запорожского козака - своего рода аскетизм, до которого он дошел опытом, а не заимствовал извне: "Лицарю i лицарська честь: йому треба воювати, а не бiля жiнки пропадати".
Домашняя жизнь сичевых козаков была слишком проста и скромна. "В запорожской черни снискание богатства нимало не уважалось: почитая нужды свои в одном токмо, воинском и промышленном орудиях, не знали они роскоши ни в платье, ни в украшении, ниже в самой пище, которую хозяин и хлопец имел всегда одну и всегда почти одинаковую". "Запорожцi, - по козацкой пословице, - як малi дiти: дай багато - все з'iдять, дай мало - довольнi будуть". На простоту и воздержанность в жизни запорожцы смотрели, как на одну из важнейших и необходимейших причин их непобедимости в борьбе с врагами: только тот, кто победил в себе свои излишние потребности, в состоянии победить и неприятеля".
Будучи в душе поэтами и местателями, запорожцы всегда выбирали самые живописные и красивые места для своих временных и вечных жилищ, влезали на высокие скалы, уединялись в лесные пущи, поднимались на большие курганы и с высоты птичьего полета любовались ландщафтами и предавались тихим думам и возвышенным размышлениям. Будучи высокими ценителями песен, дум и родной музыки, запорожцы любили послушать своих баянов, слепцов-кобзарей, нередко сами складывали песни и думы и сами брались за кобзы, бывшие у них любимым музыкальным инструментом. Кобзарь у запорожцев был хранителем заветных козацких преданий, живописатель "лыцарских подвигов", иногда первый лекарь больных и раненых, иногда освободитель невольников из плена, иногда поджигатель к военным походам и славным подвигам низовых молодцов. Кобза, по понятию козаков, выдумана самим Богом и его святыми, и отчего она и была у них в такой чести. Для одинокого запорожца, часто скитавшегося по безлюдным степям, не имевшего возможности в течение многих дней ни до кого промолвить слова, кобза была истинною подругою, дружиною верною, которой он поверял свои думы, на которой он разгонял печаль-тугу.
"В пьянстве и бражничестве, - говорит очевидец, - козаки старались превзойти друг друга, и едва ли найдутся во всей христанской Европе такие беззаботные головы, как козацкие. Нет в свете народа, который мог бы сравниться в пьянстве с козаками: не успеют проспаться и вновь уже напиваются".
Впрочем, предаваясь разгулу и бражничеству, запорожские козаки, однако не были похожи на тех жалких пьяниц, которые пропивали свои души в черных и грязных кабаках и которые теряли в них всякий образ и подобие созданий божних: лыцарь даже и в попойках оставался лыцарем. Предаваясь широкому и неудержимому разгулу, козак тем самым выказывал особого рода молодечество, особый взгляд на жизнь человека, вообще напрасно обременяющего себя трудом и заботами и совершенно не понимающего истинного смысла жизни - существовать для веселья и радости.
Однако, несмотря на жизнь с точки зрения веселья и радости, запорожец не был чужд и мрачных дум: в основе характера козака лежала всегда двойственность: то он очень весел, шутлив и общителен, то он грустен, молчалив, угрюм и недоступен. Эта двойственность вытекала, конечно, из самого склада жизни запорожского козака: не имея у себя в Сечи ни роду, ни племени - "вiн iз риби родом, од пугача плодом", отрезанный от семьи, видя постоянно грядущую в очи смерть, козак, разумеется смотрел на все беспечно и свой краткий век старался усладить всякими удовольствиями, доступными ему в Сичи; с другой стороны, тоска по далекой родине, оставленным на произвол судьбы дорогим родным, а, может быть, и милой козацкому сердцу "коханке", черствость одиноких товарищей, думы о грядущей беспомощной старости - заставляли не раз козака впадать в грустные размышления и чуждаться всякого веселья.
Отличительною чертою характера запорожских козаков была и их глубокая религиозность; черта эта объясняется самым складом жизни их: ничто так, говорят, не развивает в человеке религиозного чувства как постоянная война.
Под влиянием истинного религиозного чувства многие из запорожских козаков, чуждаясь веселой, шумной и вольной жизни в Сичи, уходили в дремучие леса, береговые пещеры, речные плавни и там, живя между небом и землей, "спасались о Христе"; на этом поприще являлись истинные подвижники, высокие молитвенники и ревностные исполнители заповедей евангельских и преданий апостольских.
Запорожец под конец, видя приближение грядущей воочию старости и чувствуя себя уже более не способным ни к войне, ни к разгульной жизни, нередко уходил "в ченцi", т.е. в монахи. Большею частью, однако, запоржцы погибали в боях, на море или на суше, во время походов против неприятелей...
